Хлёсткие разряды образовали дугу между колоннами и устремились к кораблю Храмовников. Танна ушёл в сторону от сверкающей электрической энергии и выругался, почувствовав, что упала мощность двигателей.
— Что-то не так? — спросил Ауйден, остановившись в двери кабины.
— Не знаю, — ответил Танна, стараясь сохранить высоту, но ещё больше зелёных разрядов протянулось от кристаллических колонн к «Барисану». Из ауспика вырвался сноп искр, и сержант ощутил, как корпус десантно-штурмового корабля задрожал, словно раненый грокс. Панель с топографами взорвалась, и из разрушенного механизма повалил дым.
В этот момент корабль накренился, словно от удара сверху и Ауйдена отбросило в десантное отделение. Голова Танны покачнулась вперёд, когда двигатели заглохли от неконтролируемой электрической перегрузки. Крылья окутал дым, и сержант изо всех сил старался удерживать нос «Барисана», который превратился из высокоманёвренного штурмового корабля в падающий с неба ста тридцати тонный кусок металла.
Чёрная скала мелькала по обе стороны от кабины, всего в трёх метрах от законцовок крыльев «Барисана», который пулей вырвался из долины кристаллических колонн, и полетел над широким плато, окружённое кольцом зубчатых пиков. Оно напоминало поверхность бурного озера, мгновенно застывшее в какую-то далёкую эпоху, сохранив на поверхности каждую небольшую волну и рябь.
Увиденное в центре плато превзошло все ожидания и оказалось настолько невероятным, что Танна не поверил своим глазам.
— Держитесь, держитесь, держитесь! — крикнул он, потянув на себя штурвал, когда земля помчалась навстречу резко падающему десантно-штурмовому кораблю. — Мы снижаемся!
Прежде чем он успел сказать что-то ещё, «Барисан» врезался в гладкую поверхность со звуком разбившихся одновременно миллионов окон.
С типичной функциональностью языка Механикус девять машин, покидавшие высокие корпуса огромных посадочных модулей, называли сухопутными левиафанами. Робаут сразу же увидел, что это были слишком слабые слова для подобных колоссов. Ни одна из них не была ниже пятидесяти метров, а одна почти в два раза возвышалась над остальными. Большинство двигались на гусеницах в десятки метров шириной, некоторые на огромных сверхплотных колёсах, размером со средний дом, а оставшиеся на огромных громыхавших механических ногах.
Все они отличались, потому что были созданы за бесчисленные века на разных мирах-кузницах, а их строители обладали различными технологическими ресурсами, материалами и эстетическими представлениями. По некоторым признакам можно было заметить, что большинство обладали одинаковым шасси, но полученные в боях повреждения, столетия интенсивной эксплуатации, усовершенствований и улучшений направили их развитие по разным путям. Независимо от способа передвижения каждый сухопутный левиафан представлял собой мобильную гору с совершенно бессистемно установленными башнями, казавшимися ненадёжными подмостками и штампованными профилями, назначение которых Робаут не мог понять.
Каждый нёс гордое имя и красовался геральдикой родного мира-кузни и бинарной информацией, символизирующей принадлежность к различным силовым блокам Механикус. Из сотен выхлопных отверстий поднимались шлейфы отработанных газов, а вокруг зубчатых надстроек искрились электрические разряды.
Самым грандиозным из них был «Табуларий».
Сухопутный левиафан архимагоса Котова передвигался на пятидесяти огромных трапециевидных ногах, которые располагались параллельными рядами по двадцать пять, и каждый ряд был триста метров длиной. Корпус соединялся с ногами при помощи гигантских выдвижных колонн: сложной системы из жёстких механических мышечных поршней и шарниров-шестерёнок. На каждой виднелись десятки рифлёных кабелей и линий электропередач, которые в свою очередь соединялись с молотильными рычагами, гремевшими назад и вперёд на двигательных палубах. Каждая чудовищная нога поднималась на пять метров, перемещалась вперёд, а затем с грохотом опускалась, с оглушительным эхом раскалывая землю.
Как и «Сперанца» он был стар, но если ковчег Механикус оказался среди звёзд относительно недавно, то говорили, что «Табуларий» прокладывал путь по мирам во время Великого крестового похода. На огромном корпусе в слоях стратифицированной рубцовой ткани виднелись свидетельства тех давних лет — одни он заработал в боях, другие в не менее жестоких приступах модернизации и расширения.
Наружный слой каменной кладки и стали придавал верхней части вид большого каменного города, напоминая древнюю Трою или Александрию, которые обрели способность передвигаться. Фронтальную секцию венчал конический нос, как у галеонов древности, где размещался защищённый пустотными щитами купол из полированного розового мрамора, золота и серебристой стали.
Внутри позолоченного купола «Табулария» эстетика океанского галеона сохранялась в тёплой древесине и медных предметах, располагавшихся по всей командной палубе. Начищенный паркет отражал диффузный свет свисавших с арочного свода люминесцентных сфер, и каждый из сотни сервиторов и трэллов носил парчовые сюртуки насыщенного тёмно-синего цвета.
С потолка свисал руль огромного судна, архаичное средство контроля, но по марсианской легенде это был штурвал с флагмана великого терранского адмирала Старой Земли, который забрали после блистательной победы при Тараф-аль-Гарбе. Им управлял магос Азурамаджелли при помощи аугметированного сервитора, чьё тело пересадили в биоинтерфейсную колонну, а руки заменили поршневыми бронзовыми кронциркулями. Конечности-манипуляторы Азурамаджелли идеально подходили для управления сухопутным левиафаном, но он предпочитал контролировать «Табуларий» через помощника-сервитора ещё с тех пор, как обладал органическим телом.